— Вы знаете его лучше меня, — наконец отозвался он и решил переменить тему. — А вы-то сами как? — спросил он, стараясь говорить с участием.

Она сердито хмыкнула.

— Неплохо, насколько это возможно, — ответила она. — Кролик составляет мне компанию.

Может, им пожениться, подумал Рудольф. Они люди одного толка. Прошли одну и ту же суровую школу. Составляют друг другу компанию, как она выразилась.

— А я надеялся, что вы позвоните, — солгал он.

Она подняла глаза, посмотрела на него.

— Я знала, где вас разыскать, — ровным тоном сказала она, — если б хотела с вами попрощаться.

Кролик принес коньяк и еще два пастиса. Рудольф смотрел, как они подливают в рюмки воду и пастис становится желтовато-молочным.

— Выпьем за… — Рудольф машинально поднял рюмку. Замолчал, неуверенно рассмеялся. — Нет, пожалуй, не за что. — Коньяк оказался крепким, и Рудольф чуть ойкнул, почувствовав, как ему обожгло горло. — Есть новости, о которых, мне представляется, вам следует знать… — Перестань говорить так, будто выступаешь перед членами правления, укорил он себя. — Хорошо, что я застал вас обоих вместе… — И постарался как можно доступнее объяснить значение того, что сказал ему Хит. Они слушали вежливо, но равнодушно. Он чуть не закричал: «Неужели вас не интересует ваше собственное будущее?»

— Мне не хочется быть этим, как его… — тихо сказала Кейт.

— Администратором наследства. — Хит предупредил его, что выбор судьи падет, по-видимому, именно на нее.

— Администратором наследства, — повторила Кейт. — Я в этом ничего не понимаю. И кроме того, я собираюсь вернуться в Англию. В Бат. Там у меня мама, я смогу получить на ребенка пособие, а когда устроюсь на работу, мама будет его нянчить.

— На какую работу? — спросил Рудольф.

— Я была официанткой в ресторане, пока не откликнулась на зов моря, — усмехнулась Кейт. — Официантки всегда нужны.

— Когда дела покойного будут улажены, — заметил Рудольф, — останутся деньги. Вам не обязательно работать.

— А что мне тогда делать? — спросила Кейт. — Весь день смотреть телевизор? Нет, я не умею зря коптить небо. — Тон ее был вызывающим, она явно намекала, что считает и его самого, и его женщин такими небокоптителями. — А если останутся кое-какие деньги — не думаю, что много, после всех этих адвокатов и прочих, — я отложу их на образование ребенка. Получит образование, так ей, если будет девочка, может, не придется, как ее мамаше, прислуживать за столом или гладить дамам платья в судовой прачечной.

Спорить с ней было бесполезно.

— Если вам что-нибудь понадобится, — уже ни на что не надеясь, предложил он, — пожалуйста, дайте мне знать.

— Мне ничего не понадобится, — сказала она, снова опустив глаза и вертя в руках рюмку.

— Как знать, — отозвался Рудольф. — Вдруг вам захочется побывать в Америке?

— Меня Америка не интересует, — упорствовала она. — В Америке надо мной будут смеяться.

— А повидаться с Уэсли?

— Пожалуй, — согласилась она. — Но если ему захочется меня видеть, из Америки в Лондон каждый день летают самолеты.

— Тем не менее, — продолжал Рудольф, стараясь, чтобы в его голосе не было слышно умоляющих ноток, — пока наследственные дела не закончены, вам наверняка понадобятся деньги.

— Нет, — отрезала Кейт. — У меня есть сбережения. Я заставляла Тома платить мне жалованье, как и прежде, хотя мы уже спали в одной постели и решили пожениться. Я ему говорила: любовь — это одно, а работа — другое. — После этой гордой декларации своего понимания жизни она наконец подняла рюмку и сделала несколько глотков.

— Как угодно. — Рудольф не мог скрыть раздражения. — Вы так говорите, будто я ваш злейший враг.

Она уставилась на него пустыми глазами мексиканской крестьянки.

— Разве я сказала вам что-нибудь такое, из чего можно заключить, что я считаю вас своим врагом? Вот Кролик не даст соврать.

— Я, по правде говоря, не очень-то прислушивался, — смущенно отозвался Дуайер. — И ничего сказать не могу.

— А вам? — Рудольф повернулся к нему. — Вам тоже не нужны деньги?

— Я всегда умел экономить, — ответил Дуайер. — Том часто дразнил меня жмотом и сквалыгой. Спасибо, но деньги у меня есть.

Потерпев полное поражение, Рудольф допил коньяк.

— Дайте мне хоть свои адреса, — попросил он. — Чтобы я мог поддерживать с вами контакт.

— Оставьте здесь, в порту, адрес Уэсли, — сказала Кейт. — Я буду сюда писать время от времени, и ему перешлют открытку. Должна же я сообщить ему — брату него или сестра.

— Я еще не знаю, где будет Уэсли, — сказал Рудольф. Он охрип. У него саднило в горле от коньяка и от усилий, которые пришлось приложить для беседы с этими упрямцами. — Пишите на мой адрес, а я постараюсь передать письмо ему.

Кент долго смотрела на него, потом снова поднесла рюмку ко рту и сделала несколько глотков.

— Мне бы не хотелось, чтобы ваша жена читала мои письма, — заявила она, ставя рюмку на стол.

— Моя жена не вскрывает адресованных мне писем, — ответил Рудольф. Он уже с трудом сдерживался.

— Слава богу, хоть на это у нее хватает порядочности, — отозвалась Кейт, и в глазах у нее зажегся зловещий огонек. Или ему показалось?

— Я пытаюсь лишь помочь, — устало сказал Рудольф. — Я чувствую себя обязанным… — Он замолчал, но было уже поздно.

— Очень вам признательна, — ответила Кейт, — но мне вы ничем не обязаны.

— Пожалуй, не стоит говорить об этом, мистер… Руди, — вмешался Дуайер.

— Ладно, не будем. Я пробуду в Антибе еще по меньшей мере неделю. Когда вы возвращаетесь в Англию, Кейт?

Кейт разгладила платье на коленях.

— Как только соберу вещи.

Рудольфу вспомнился ее единственный потрепанный чемодан из искусственной кожи, который вынес с «Клотильды» Уэсли. Чтобы собрать вещи, ей, наверное, требуется минут пятнадцать, не более.

— Сколько, по-вашему, это займет времени? — терпеливо переспросил Рудольф.

— Трудно сказать, — ответила Кейт. — Неделю. Две. Мне нужно кое с кем попрощаться.

— Но у меня по крайней мере должен быть ваш адрес, — не сдавался Рудольф. — Вдруг понадобится подписать у нотариуса какую-нибудь бумагу…

— Кролик знает, где я живу, — ответила она.

— Кейт, — тихо сказал Рудольф, — я хочу быть вашим другом.

— Дайте мне время, — кивнув, сурово отозвалась она.

Тогда, в кают-компании «Клотильды», она просто ничего не чувствовала, а потому и поцеловала его на прощание. За эту неделю она озлобилась. Но разве она виновата?

— А вы? — повернулся Рудольф к Дуайеру. — Сколько вы пробудете в Антибе?

— Вам это лучше знать, Руди, — ответил Дуайер. — Я буду на «Клотильде», пока меня не прогонят. На днях привезут новый вал и новый винт, потом ей придется постоять в доке дня три, самое меньшее, если, конечно, к тому времени выплатят страховку… Знаете что: если хотите сделать доброе дело, помогите получить страховку, а? На них надо нажать, иначе они будут тянуть без конца. А вы лучше меня умеете с ними разговаривать. Поэтому если…

— Идите вы к черту с вашей страховкой, — не выдержал наконец Рудольф. — Сами ею занимайтесь.

— Не к чему кричать на Кролика, — спокойно заметила Кейт. — Он просто хочет привести судно в порядок, чтобы, когда будете продавать, оно не казалось трухлявой посудиной.

— Извините, — сказал Рудольф. — У меня за это время было столько всего…

— Конечно, конечно, — согласилась Кейт. По тону не поймешь, всерьез она говорит или иронизирует.

— Мне пора в отель, — Рудольф встал. — Сколько я должен?

— Да что вы, что вы? — заспешил Дуайер. — Я заплачу.

— Буду держать вас в курсе дела, — пообещал Рудольф.

— Очень любезно с вашей стороны, — ответил Дуайер. — Мне бы хотелось повидаться с Уэсли перед отъездом.

— Тогда вам придется приехать в аэропорт, — сказал Рудольф. — Его привезут туда прямо из тюрьмы. В сопровождении полицейского.

— Французские полицейские! — усмехнулся Дуайер. — Из их рук нелегко выбраться. Передайте Уэсли, что я буду в аэропорту.